Ф. Ницше и эстетическое мировоззрение


"…лишь как феномен эстетический существование и мир могут быть оправданы на веки вечные" Фридрих Ницше.

Рождение трагедии из духа музыки.

Прежде чем начать рассмотрение приведенного пассажа, необходимо сделать несколько замечаний относительно его характера в контексте "Рождения трагедии из духа музыки"1. Во-первых, этот текст, как и другие работы Ницше, находится на границе между философией и литературой. Важно понимать, что Ницше по образованию – филолог, что накладывает отпечаток на его подход к работе с текстом. С одной стороны, это осложняет точность интерпретации, с другой стороны – расширяет ее перспективу. Во-вторых, следует определить оптику рассмотрения указанной мысли с нашей стороны. Мы считаем необходимым выделить следующие составляющие в нашем прочтении: этическую, эстетическую и телеологическую.

Эстетический аспект указанного фрагмента представлен, на наш взгляд, наиболее явно. Согласно позиции Ницше, существование и мир – это эстетические феномены. Этическая компонента в цитате выражена тем, что Ницше вообще ставит вопрос о существовании. Здесь этика тесно переплетается с телеологией, так как вопрос об оправданности мира и существования может пониматься и этически, как вопрос о том, является ли существование благом или злом, так и телеологически, как вопрос о том, какова цель этого существования. Рассмотрим каждый из этих аспектов подробнее.

Начать следует с разработки этической проблематики. Пространство проводимого анализа оказывается диалектичным в двух отношениях, которые мы рассмотрим далее. Во-первых, скажем о противостоянии этосов Гомера и Гесиода. Этос Гомера героичен, он есть этос подвига и добродетели (ἀρετή). Последняя в этой случае понимается как максимальная реализация какого-либо качества, которое может быть коннотацией понятия "силы". Само слово "ἀρετή" происходит от "ἀρ", что означает "муж". Аналогичную по форме этимологию нам удается проследить и в латыни. Там слово "virtus", которое является синонимом "ἀρετή", происходит от слова "vir", которое также означает "муж". Мы обнаруживаем, что изначальное понимание добродетели как грубой физической силы в обоих языках приобретало новые коннотации, связанные с умом, мудростью и красотой.

Насколько справедливо отождествить древнегреческое понимание добродетели с актуальным – вопрос сложный. А.А. Гусейнов указывает на то, что подобное понимание можно обнаружить в произведениях Гесиода, в частности, в сочинении "Труды и дни"2. Если Гомер говорит о подвигах, то Гесиод учит, как правильно вести хозяйство, как правильно сеять и жать, как устраивать отношения с женой и т. д. Два этих понимания конфликтуют между собой в отношении важных акцентов смысла – является ли добродетель героической силой, или же это бытовая мудрость? В некотором смысле этика Гомера соответствует у Ницше "морали господ", а этика Гесиода – "морали рабов". Мы можем сказать, что восприятие мира и существования как эстетического феномена характерно для гомеровского этоса, потому что именно у Гомера этика переплетается с эстетикой. У Гесиода, если эстетика и присутствует, то она не показана явно. Вспомнив Канта, отметим, что эстетика имеет дело не с хорошим самим по себе, хорошим для чего-то или приятным. Эстетика, по Канту, изучает исключительно прекрасное.

По сути, у Канта прекрасное и эстетичное это синонимы. Для гесиодовской этики, этики домохозяина, напротив, характерно восприятие хорошего само по себе, хорошего для чего-то и приятного, но не эстетичного.

Во-вторых, скажем о конфликте между этикой и эстетикой. Мы, разумеется, не станем рассматривать длительную историю этого противостояния, начало которого возможно возвести еще к платоновскому "Гиппию большему". Скажем только, что если мы рассматриваем мысль Ницше в контексте этики, то в ней содержится важная пресуппозиция, согласно которой мир зол. Является ли существование благом по своему феноменальному существу? Ницше дает довольно однозначный ответ – существование ужасает. Дионисийское начало – это своего рода правда жизни, реальная, не иллюзорная, и в то же время – приводящая в ужас. Но в таком случае, существование может быть оправдано как эстетический феномен. Эта мысль однажды высказывается Ницше явно, оставаясь затем одним из лейтмотивов текста. Трагедия становится эстетическим оправданием ничем не прикрытого ужаса существования.

Теперь перейдем к вопросу о телеологии, которая едва ли не затмевает собой этическую составляющую. Согласно Ницше, оправдание мира мы можем произвести также через постановку некоторой цели. Так, оправданием мира может служить эстетическая цель, избранная в качестве таковой некоторым абстрактным творцом. Мир, понимаемый в качестве произведения искусства, подразумевает, соответственно, творца-художника.

Если мы допустим, что мир – это произведение искусства, и у него есть абстрактный творец, то могла ли эстетика сама по себе быть целью создания этого мира? Вопрос, должно быть, риторический, если мы не ставим своей целью исследовательские инсинуации в тело текста Ницше. Для того, чтобы решить эту проблему, необходимо определить онтологический статус прекрасного. Если прекрасное – это всего лишь часть сущего, то оно не может быть целью, так как не представляет никакой значимости за пределами этого сущего, если же она имеет метафизическую природу, то мы не только можем оправдать существование с позиции эстетики, мы можем сказать, что смысл жизни – в прекрасном.

Переходя к разговору об эстетике, отметим, что ее поздняя (XVIII в.) сегментация в автономную величину, обусловлена тем, что искусство и в Античности, и в Средние века не существовало в качестве независимого феномена человеческой деятельности, прежде всего упрочняясь на фундаменте религии – оно служило для репрезентации божественного. Этим можно отчасти объяснить понимание прекрасного как атрибута последнего. В рудиментарных формах подобный взгляд сохранил и современный обыденный язык. Так, мы часто используем слово "божественно" для выражения нашего восторга прекрасным, не имея на то рационального основания, так как связь прекрасного с божественным это исключительно фикция нашего сознания.

С точки зрения Ницше, искусство возникает из религии. В "Веселой науке" им выдвигается предположение о том, что возникновение поэзии может быть связано с тем, что шаман попытался облечь свою просьбу в такую форму, чтобы божества ее запомнили. Саму же стихотворную форму Ницше сравнивает с заклинанием, а ритм – с ударами в бубен. То есть, с точки зрения Ницше, цель шамана – в буквальном смысле "достучаться" до богов с помощью поэзии 3. Данные антропологии косвенно подтверждают гипотезу мыслителя. И сейчас в науке господствует понимание искусства как феномена, возникшего из религиозных практик.

В XVIII же веке появляется искусство в современном понимании этого слова. Может показаться, что это связано с секуляризацией общественного пространства или появлением самостоятельных научных дисциплин. Однако мы не можем с уверенностью говорить о том, что искусство в самом деле эмансипировалось от цели репрезентации божественного. Но мы можем предположить, что изменилось само божественное. Ведь религия не обязательно должна осознаваться как таковая – а если мы обратим внимание на те общественные процессы, которые происходили в Европе в XVIII в., то заметим, что многие значимые события имели религиозную окраску. Например, плакаты с Декларацией прав человека и гражданина (1789) часто выглядели как скрижали с заповедями. Справедливо отметить, что происходила секуляризация именно христианского дискурса. На смену ему пришла новая, не осознаваемая в качестве таковой, гражданская религия. Божественное, по инерции традиции, необходимо должно было быть репрезентировано в искусстве. Таким образом, вместе с новой религией появляется и новое искусство, все еще не освобожденное от сакрального.

Для Ницше искусство – это не просто репрезентация божественного, это способ восприятия мира и существования. Возможно, в подобных интенциях оставил свой след в бытовом смысле понятый образ жизни, характер философа, особенности его душевного устройства. Ницше – не столько мыслитель, сколько художник. Особенно явно "художественная" сторона его личности проявляется в "Так говорил Заратустра".

Л.Н. Толстой оставил весьма резкий критический отзыв на это произведение Ницше 4, в частности указав на то, что Ницше часто теряет мысль и перескакивает с одной мысли на другую. В общем и целом, Ницше в самом деле, кажется, часто упускает смысловую часть в угоду художественной выразительности. Ницше – скорее мыслитель от искусства, чем художник от философии. Понимание мира через призму эстетики не только является формой мировоззрения, оно может быть и попыткой защититься от ужаса осознания существования этого мира и человеческого бытия в нем.

Библиография

Гусейнов А. Античная этика. М.: Либроком, 2015. Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки. М.: Азбука-Аттикус, 2012. Ницше Ф. Веселая наука. М.: Азбука-классика, 2010. Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений: в 90 т. Т. 54. М.-Л.: 1935.

1 Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки. М.: Азбука-Аттикус, 2012. 2 См.: Гусейнов А. Античная этика. М.: Либроком, 2015.

3 Ницше Ф. Веселая наука. М.: Азбука-классика, 2010.

#Ницше #21

Избранные публикации
Облако тегов
Тегов пока нет.