«Крушение кумиров» С. Франка и «Бег» М. Булгакова. Почему вера в кумиры привела к исторической ката


Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, что на земле внизу, и что в воде ниже земли. Не поклоняйся им и не служи им.

Библия

Потом тьма. Сон кончается.

М. Булгаков, «Бег»

Что такое бег? Если говорить о беге сухо и формально, если определять его, то бег – это быстрое перемещение из одной точки в другую. Бежать может человек, бежать может животное, насекомое, например, таракан. Но если бег становится состоянием, если он перестает перемещать тебя в конкретную точку, если он становится лишь бегом «от чего-то», он перестает поддаваться формальному определению. Когда таракан бежит откуда-то, он всегда бежит куда-то, к чему-то, человеку же такая возможность дается только в случае, если мы говорим о беге в прямом смысле, как о физическом действии. Но для человека существует также и «бег» свободного субъекта, бег от какой-то идеи, ситуации, положения, и он не всегда имеет четкую цель, поэтому может стать состоянием «вообще».

Трагизм ситуации, которая является в снах в «Беге» Булгакова заключается в том, что в формально знакомые сюжеты – любви, преступлений, войны и даже самоубийства – помещаются в контекст крушения даже не идеалов поколения, а его мира. Это крушение скрывается за дымкой снов, постоянной тьмы и бредового состояния. Однако эта завеса не может окончательно скрыть потерянности и опустошенности каждого персонажа. Нужно обратить внимание и на постоянное перемещение места действия, в котором видится оторванность всех от определенности и конкретного места: пьеса начинается с того, что Серафима и Голубков едут в Крым, но в Крыму их путешествие не заканчивается, перемещение из одной точки в другую превращается в постоянную динамику.

Катастрофу, которую переживают герои «Бега», описывает Франк в «Крушении кумиров». Любой герой этой эпохи пытается скрыться от ситуации, созданной в том числе им самим. Здесь, конечно, нужно сделать оговорку, что «любой герой эпохи» – это «мыслящий русский человек», который своими глазами мог увидеть осуществление духовной жизни, создававшейся русской интеллигенцией на протяжении долгих десятилетий. Кажется, порой это становилась побегом от реальности, идеей, скорее всего неосуществимой, а если осуществимой, то в далекой перспективе. Этот духовный модус привел к катастрофе в ее предельном проявлении, к той катастрофе, после которой вся прошлая жизнь перечеркивается, а новая начинается с чистого листа. Для одних она начинается с чистого листа в смысле социальном, в построении нового государства, полностью отрицающего любые принципы старого, для других – в смысле бытовом, то есть в том, в каком человек, переселяющийся в другой город, начинает жизнь заново. Но здесь очевидно, что полное забвение старой жизни невозможно, как невозможно стереть память человеку, поэтому подобно тому как метафизика проникает в позитивистское учение через попытку догматически его отрицать, старая жизнь, жизнь до катастрофы, не может никуда исчезнуть из-за одного лозунга о построении социализма.

В «Крушении кумиров» Франка возможно проследить одну четкую и важную мысль: просто закрыть глаза на то, что случилось, нельзя, потому что революция и все, что за ней последовало – прямое следствие того, какие идеи на протяжении долгого времени продуцировала русская общественная мысль. Идеи не возникают в пустоте, они – продукт сознательной мысли, рождающейся в сознании, которое имеет определенные привычки. И если просто отбросить опыт, и даже конкретные идеи, вроде идеи большевизма или революции, то привычка мыслить все равно останется. Черное станет белым, а правое левым, но принципы, по которым интеллигенция мыслит общественные идеалы, сохранятся. Эти принципы он и усматривает в четырех «кумирах» – революции, политики, культуры и нравственного идеализма. В их свержении и состоит опыт поколения, пережившего катастрофу.

Кумир революции обманчиво представляется как самый уязвимый из ложных идеалов, которые привели Россию к тому положению, в котором она находилась в 1923 году. Очевидно, что благая цель освобождения народа и создания справедливой социальной системы осуществлялась методами, которые никто бы не мог назвать «справедливыми» и «освобождающими». Человек, который прошел через крушение России, не важно, неизбежным оно было или нет, мог ясно увидеть, что цель не оправдывает средства, более того, неправедные средства не могут привести к благой цели. Поколение, творившее революцию, жило верой в то, что любое стремление к революции есть признак добра, а любое отрицание революции как достойного средства на пути к цели – признак трусости или злой натуры. Эта вера создавалась в отрицании прошлого и поклонении святому народу как образу будущего. В результате вера в народ и революцию привела к злу и слепоте, но даже несмотря на это идол революции продолжает жить в людях, которые признают лишь частичную ошибочность своих прошлых убеждений, он живет в тех, кто утверждает, что дело революции просто нуждалось или нуждается в коррекции, и оно еще может привести к благому будущему.

Кумир политики выглядит уже более устойчивым идеалом. Идея того, что справедливое социальное устройство возможно, что все конечные проблемы человечества разрешаются политическими методами, так похожа на социальный пафос философов Просвещения – и она все еще жива в умах интеллигенции. Но именно на примере того, во что превращаются политические идеи, когда они признаются конечными идеалами любой человеческой жизни, можно увидеть ошибочность этой веры. Каждый раз, как политика берется за разрешение проблем человечества в соответствии с политическими идеалами, зачинается кровопролитие. Франк указывает на то, что это последствие не определено принадлежностью к «правому» или «левому», достаточно взглянуть на историю контрреволюций, от религиозных войн до реставрации Бурбонов. “Все горе и зло, царящее на земле, все потоки пролитой крови и слез, все бедствия, унижения, страдания, по меньшей мере на 99 % суть результат воли к осуществлению добра, фанатической веры в какие-либо священные принципы, которые надлежит немедленно насадить на земле...”

Еще глубже лежит идея кумира культуры и прогресса. В этом вопросе Франк следует за Шпенглером и утверждает, что Европа движется к моменту, когда внешние проявления ее могущества, богатства и развитости разрушат не соответствующее им культурное поле. Но этот процесс здесь интересен тем, что просвещенная Европа долгие годы являлась образцом развития и духовной целостности для мыслящего русского человека. Идол культуры и прогресса, к которому нужно стремиться, был, своего рода, всегда «более осуществлен» в Европе, чем в России, а так как этот процесс понимался как однонаправленный, как стремление к светлому будущему, Европа всегда становилась ориентиром. И нельзя сказать, что, обличая внутреннюю пустоту, обыденность и механизированность духовной жизни Европы, Франк обвиняет ее в обмане. Нет, здесь присутствует только самообман, заблуждение, которое заставило любую иностранную идею воспринимать как заранее более совершенную, а любую форму жизни как идеал. И нельзя сказать, что Франк в этом оригинален – кризис прогресса, который в европейской интеллектуальной жизни вызвала Первая мировая война, был также заметным событием. Но рассматривая заблуждение, в которое впадают все, кто руководствуется идеей линейного прогресса, можно сказать, что эти события, показавшие ошибочность этой идеи, принесли в Россию бо́льшие бедствия, нежели чем в Европу, если бедствия вообще можно сравнивать.

Последний же удар Франк наносит по идолу нравственного идеализма. Это самый неочевидный идол из тех, что он разбирает. Ведь, на первый взгляд, в том, чтобы подчинять свою жизнь нравственным нормам, нет ничего плохого. Более того, без такого подчинения невозможно никакое сосуществования, никакое общество. Без самоограничения каждого невозможна свобода всех. Но дело в том, говорит Франк, что мысль о нравственном самоограничении, восходящая к Канту, пытается брать в качестве своего источника идею о высшем «я», которое нормы определяет, но подчиняется им уже обычный эмпирический человек, сложный и несовершенный. А любое подчинение отвлеченно установленной внешней норме есть насилие над жизнью, которое влечет за собой общественное лицемерие и насилие уже прямое, насилие над всем и всеми, кто в рамки этой нормы не вписывается. Идея не влечет за собой творческую силу, обязательность которой она подразумевает, она влечет лишь хищническое истребление всего, что идею не удовлетворяет. Основная идея Франка в том, что мир не творится исходя из нравственного идеала, мир под него «подгоняется», и катастрофа, которая произошла в России, лишь иллюстрирует эту идею.

Итак, в чем же причина бега, который появляется у Булгакова, чем вызвано постоянное перемещение, чувство опустошенности, подвешенности над бездной, как это чувство называет Франк? Причина, которая привела людей в это состояние, состояние бега, в самих людях. Они неосторожно мыслили, творили себе кумиров, которые обещали им свободу, а вместо этого утопили в крови и отправили в изгнание, при этом частично, но не до конца показав губительность этой веры. Как замечает Франк, в сущности русскому человеку нужна не свобода реализации избыточных духовных сил, а прочность и укорененность, возможность на что-то опереться. При той опустошенности, в которой он оставляет русского человека, который положил жизнь на алтаре свергнутых кумиров, Франк дает также и опору для дальнейшей жизни. Эту опору он находит в любви к родине – не в патриотическом поклонении ее могуществу, славе, истории, победам, а именно в той всепрощающей любви, которая не смотрит на недостатки и несовершенства. Кроме этого, Франк замечает, что твердая духовная почва, которую ищет русский человек – это подлинная жизнь, духовная реальность, в которой явлена истина. Духовная ясность состоит в том, что спасти человека может только любовь, но любовь к такому существу, которое духовно выше самого человека, и таким существом является только Бог. Вместо множества принципов, норм, идолов, общественных заповедей у человека после прихода к Богу остается лишь два – любовь к самому Богу и любовь к людям, проистекающая из всеединства человеческой жизни, укорененной в Божественном существе. После крушения старых идолов, которые привели человека к катастрофе, Франк предлагает вернуться к Отцу, полагая, что это единственный верный путь спасения, который остался у человека.

#31

Избранные публикации
Облако тегов
Тегов пока нет.